В петле - Страница 11

— Вы хотите видеть maman, мсье?

— Да, — ответил Сомс. — Я представитель вашего домовладельца, вернее — я его сын.

— Будьте добры, присядьте, сэр. Скажите maman, чтобы она вышла к этому господину.

Ему понравилось, что его приход, по-видимому, произвел впечатление на молодую девушку: это обнаруживало в ней присутствие деловых инстинктов. И вдруг он заметил, что она необыкновенно хорошенькая, такая хорошенькая, что его глаза с трудом могли оторваться от ее лица. Когда она встала, чтобы подать ему стул, движения ее были полны такого неизъяснимого изящества, словно ее смастерил кто-то, обладавший особым неуловимым искусством; а ее лицо и чуть-чуть открытая шея казались такими свежими, словно их только что спрыснули росой. Вероятно, в эту минуту Сомс и решил, что условия найма вовсе не были нарушены, хотя самому себе и отцу он обосновал свое решение прибыльностью этого не совсем законного использования дома, явными признаками процветания и несомненными деловыми способностями мадам Ламот. Он, впрочем, не преминул отложить на будущее выяснение некоторых вопросов, что вызвало необходимость повторных посещений, так что маленькая комнатка вскоре привыкла к его худощавой, не лишенной солидности, но отнюдь не навязчивой фигуре, к его бледному лицу с выступающим подбородком, коротко подстриженными усами и темными волосами, еще не поседевшими на — висках.

«Un monsieur tres distingue» — отозвалась о нем мадам Ламот, а теперь, заметив взгляды, которые он бросал на ее дочку, стала добавлять: «Tres amical, tres gentil».

Она была одной из тех красивых, пышнотелых, темноволосых француженок, каждый поступок и самый тон голоса которых внушает полное доверие к их осведомленности в домашнем хозяйстве, к их кулинарному искусству и заботливому взращиванию текущего счета в банке.

После того как начались эти визиты в ресторан «Бретань», посещения других мест прекратились, без всякого, впрочем, определенного решения со стороны Сомса, ибо он, как и все Форсайты и как большинство его соотечественников, был прирожденным эмпириком. И эта-то перемена в его образе жизни постепенно заставила его ясно осознать, что он стремится изменить свое положение неженатого мужа на положение женатого и молодожена.

Свернув на Мальта-стрит в этот вечер, в начале октября 1899 года, он купил газету, чтобы посмотреть, нет ли в ней каких-нибудь новых сообщений о деле Дрейфуса — вопрос, которым он считал полезным интересоваться для установления более дружеских отношений с мадам Ламот и ее дочерью католичками и антидрейфусистками.

Просматривая столбцы газеты. Сомс не обнаружил ничего, имеющего отношение к Франции, но заметил общее падение курса на бирже и зловещую передовицу о Трансваале. Он вошел в ресторан с мыслью: «Войны не миновать; надо будет продать консоли». Не то чтобы их было у него так много — доход они давали ничтожный, — но надо посоветовать клиентам; консоли упадут наверняка. Бросив беглый взгляд внутрь через дверь ресторана, он убедился, что дела идут как нельзя лучше, но это открытие, которое обрадовало бы его в апреле, теперь вызвало в нем некоторое беспокойство. Если шаги, которые он собирается предпринять, окончатся его браком с Аннет, было бы весьма желательно, чтобы ее мамаша благополучно отправилась к себе во Францию — путешествие, которому процветание ресторана «Бретань» может стать препятствием. Разумеется, ему придется откупиться, потому что французы только за тем и приезжают в Англию, чтобы наживать деньги, но чем лучше идут дела ресторана, тем дороже ему это обойдется. Но тут томительно-сладостное жжение в горле и усиленное биение сердца ощущения, которые он всегда испытывал перед дверью в маленькую комнатку, — помешали ему думать о том, во что это ему обойдется.

Входя, он заметил сначала широкую черную юбку, тут же исчезнувшую в глубине ресторана, а затем Аннет, которая, подняв руки, поправляла прическу. Это была поза, в которой она особенно восхищала его — вся такая округлая, гибкая и стройная. И он сказал:

— Я пришел переговорить с вашей матушкой, чтобы снять ту перегородку в зале. Нет, нет, не зовите ее.

— Вы поужинаете с нами, мсье? Через десять, минут все будет готово.

Сомс, не выпускавший ее руки из своей, поддался неудержимому порыву, удивившему его самого.

— Вы такая хорошенькая сегодня, — сказал он, — удивительно хорошенькая. Вы знаете, какая вы хорошенькая, Аннет?

Аннет вспыхнула и выдернула руку.

— Вы очень добры, мсье.

— Ничуть я не добр, — сказал Сомс и мрачно опустился на стул.

Аннет сделала легкий протестующий жест рукой, и ее красные губы, не тронутые помадой, дрогнули улыбкой.

И, глядя на эти губы. Сомс сказал:

— Вам нравится здесь или вам хотелось бы вернуться к себе?

— Ах, я люблю Лондон. Париж, конечно, тоже. Но Лондон лучше Орлеана, и здесь чудесные загородные места. В прошлое воскресенье я была в Ричмонде.

Сомс секунду колебался, взвешивая: Мейплдерхем? Можно ли решиться на это? Но в конце концов почему бы ему не решиться показать ей, на что она может рассчитывать? Однако... Там можно было бы и объясниться. Здесь, в этой комнате, это невозможно.

— Я бы хотел, чтобы вы с вашей матушкой приехали ко мне в следующее воскресенье, — внезапно сказал он. — Мой дом стоит на самом берегу реки; пока еще не поздно и погода держится теплая; кроме того, я могу показать вам кое-какие хорошие картины. Что вы скажете?

Аннет всплеснула руками.

— О, как это чудесно! Река такая красивая!

— Тогда решено. Я попрошу мадам.

Ему больше ничего не следует говорить ей сегодня, чтобы не выдать себя. Но разве он уже и так не сказал слишком много? Разве без умысла придет кому-нибудь в голову пригласить к себе за город хозяйку ресторана с хорошенькой дочкой? Если Аннет не понимает, то мадам Ламот отлично поймет. И пусть. Много ли есть на свете такого, чего бы не поняла мадам? К тому же он второй раз остается у них ужинать, должен же он отплатить за гостеприимство...